ОХОТА НА ВЕДЬМ ПО-КЕМЕРОВСКИ

[sergofan_prok]

Нет-нет, это было бы слишком – увидеть на окраинном участке для голосования самого солнцеликого губернатора Амана Тулеева. Он если и ходит голосовать со своей супружницей Эльвирой, то в иные места, где менты навытяжку стоят, а закон о выборах исполняется до тонкостей. В трясине же, где волею судеб очутился тогда я, гулко хлюпали пузыри болотного газа да мерзко хихикали взлохмаченные убырбы…


ПЕРВАЯ ПОШЛА!



Мужичок был самый что ни на есть обычный, неприметный. Я бы и не обратил на него никакого внимания, а взгляд бросил в ту сторону совершенно случайно – и охуел. Мужик стоял возле урны для голосования, а из его развёрстой длани упала вниз целая пачка избирательных бюллетеней. После этого фальсификатор резво потрусил к выходу с участка и исчез, аки дым зловонный.



Блядь! На занятии для членов УИКов нам рассказывали о таком способе подтасовки результатов голосования как вброс бюллетеней, но я и подумать не мог, что сам стану очевидцем этого. Я подорвался со своего места, подлетел к урне и начал вглядываться внутрь. Брошенная мужиком пачка лежала поверх бюллетеней, однако поднимать кипиш смысла не было: супостат уже смылся с места преступления, а кучно лежащие бюллетени вполне могли быть объяснимы причудами законов физики.



Однако с этого момента я потерял покой и аппетит: если уж подписался на работу в участковой комиссии, значит, надо выполнять свои обязанности должным образом – не за страх, а за совесть. И поскольку у моего рабочего места посетителей не было, я принялся барражировать неподалёку от урн, старательно делая вид, будто мне по херу, что происходит вокруг.



Не прошло и часа, как моя хитрость сработала. Из кабинки для голосования вышла тётка лет пятидесяти и двинулась к урне, сжимая в руке толстую пачку бюллетеней, штук двадцать, не меньше. Едва она добралась до урны, я, как лев на свежее говно, бросился на нарушительницу, схватил её за руку и забазлал на весь участок: «Женщина, стойте! Вы хотели вбросить бюллетени!» Тётка, не ожидавшая от меня такой прыти и, видимо, не имевшая шпионских навыков, вошла в ступор и только хлопала шарами.



Я отвёл её к окну и потребовал, чтобы мне вызвали полицаев. Те и в самом деле появились через десяток минут: офицер не то в майорских, не то в капитанских погонах, и с ним пара шестёрок помельче. Я указал им на тётку, которая к этому моменту пришла в себя и злобно зыркала глазами, засунув липовые бюллетени в карман пуховика.  Назвать своё имя она отказалась, сам факт попытки вброса признала, но кто и сколько заплатил ей за это – стойко держала в секрете, как Зоя Космодемьянская.



Я потребовал, чтобы менты вытащили у неё из кармана бюллетени, ведь это было важно: одно дело, если листы для голосования – левые, и совсем другое – если они проштампованы печатью нашего УИКа № 260. А ещё было любопытно, в пользу какого же из кандидатов собирались сделать вброс, хотя ответ шарады, я думаю, очевиден. Однако мусора, как всегда в подобных случаях, начали блеять что-то о правах личности, о невозможности провести досмотр на месте и в итоге увели тётку с собой – якобы в отдел полиции. Больше о ней я никогда и ничего не слышал. Надеюсь, что блюстители закона хотя бы надавали престарелой лузерше хороших поджопников за плохую попытку вброса, прежде чем отпустили её с миром.



Я же уселся за свой рабочий стол и на правах члена УИКа с решающим голосом накатал в двух экземплярах жалобу по поводу предотвращённого мной вброса. Один экземпляр я отдал председательше Маше Овчинниковой, причём та приняла документ с таким страхом в глазах, будто я сунул ей в руки кобру.


В ЛОВУШКЕ У ОБОРОТНЯ



Паранойя моя после случившегося начала прогрессировать просто бешеными темпами. На каждого честного избирателя я глядел, как на вражину, провожая взглядом всякое его движение. А тут ещё прибежал какой-то мелкий шнырь и сообщил, что меня хочет видеть представительница городской администрации. В недоумении я поплёлся на первый этаж школы, где в кабинете директора квартировала чиновница (впоследствии я опознал её в теленовостях как Надежду Григорьеву, замшу начальника городского управления образования).



Надо сказать вам, что на всех выборах, случающихся в Кузбассе, за работниками администраций закреплены определённые территории и участки, которые чиновники курируют. На словах – якобы для того, чтобы наблюдать за порядком и заниматься организацией выборного процесса, на деле же – держать руку на пульсе и информировать вышестоящих начальников о разных неприятных и непредвиденных эксцессах. На сей раз таким эксцессом оказался я.



Пожилая женщина, ожидавшая меня в директорском кабинете, бросилась ко мне навстречу едва ли не с объятиями и усадила за стол, изобильно уставленный блюдами с фруктами, какими-то деликатесами и даже пузырями с дорогим бухлом. «Ни хуёвенько жируют слуги народа», – подумалось мне. Тётенька сначала принялась петь дифирамбы за проявленную мной бдительность, затем стала что-то плести о политической ситуации и о необходимости проявлять понимание. Я ни хера не проявлял и не понимал в происходящем до момента, когда чиновница заявила: «Я просто обязана угостить вас за доблестный труд!» и потянулась за бутылкой коньяка, чтобы налить в бокал, стоящий передо мной.



Тут меня осенило. Я опять-таки вспомнил, как на занятии для работников участковых избирательных комиссий нам рассказывали о случаях, когда неугодных власти, но жадных до бухла членов комиссий подпаивали, а потом вызывали полицаев и с позором выставляли облажавшихся комиссаров за пределы избирательных участков – без права на возвращение. Бляха муха, да эта тётка собирается провернуть нечто подобное и со мной! Я подскочил, пробормотал что-то вроде «Мне пора идти работать», и, как Хома Брут от восставшей из гроба панночки, метнулся к выходу, повторяя про себя: «Помилуй мя, господи, и не даждь мне погибнуть! Порази, господи, борющего мя беса!». Чиновница дьявольски хохотала и кричала что-то вслед, а её длинные когти тянулись за мной до самых дверей.



Капкана избежать удалось, но отдышался и успокоился я только на своём рабочем месте. Долго жалился марушке, пришедшей накормить меня рукодельным салатом, на продажных пидоров, которые норовят подделать итоги выборов. Слышать, что такое часто бывает, и вдруг ощутить на собственной шкуре – это две большие разницы, знаете ли. Одно лишь утешало меня: ещё несколько часов, и избирательный участок закроется, тогда можно будет отдохнуть от всего этого бардака.


СХВАТКА ПОД ЗАНАВЕС



Вторую ведьмочку мне довелось изловить перед самым завершением дня голосования. Я стоял у окна, держа в пределах видимости урны с бюллетенями, а хуеплёт из «Яблока» достал меня и там, рассказывая о своей неравной борьбе с режимом. Лучше бы следил за обстановкой вокруг, пиздобол! Из-за него я и не успел чётко отреагировать на молодуху в трогательной шапочке с помпоном, которая уже подошла к урне с очередной пачкой бюллетеней. Я оттолкнул яблочника, бросился к ней, но девка прямо на моих глазах успела пропихнуть наманикюренным пальчиком свою стрёмную ношу в прорезь урны. Пачка, согнутая пополам, явственно была видна на самом верху вороха бюллетеней.



Я опять взревел, требуя вызвать ментов, и те снова материализовались. Как и в прошлый раз, история повторилась, с той лишь разницей, что девка испугалась задержания не на шутку, впала в истерику и начала визжать, что её дома ждут малые детки, а в урну она ничего не бросала. Я подвёл полицейского офицера к месту преступления и указал ему на пачку бюллетеней, а яблочник охотно подтвердил, что он был свидетелем происшедшего.



И хули толку? Никаких показаний снимать с нас мусора не стали, а безымянную виновницу вброса опять-таки увели с собой, может быть, для того, чтобы хором выебать в салоне служебного авто и отпустить на все четыре стороны. О ней я тоже никогда более не услышал. На прощание главный из полицаев сообщил мне, что на вскрытие урны с вещественными доказательствами вброса он не имеет полномочий, и пусть уже всё остаётся, как есть. Надо ли специально говорить о том, что реакция правоохранителей на творящийся беспредел лишь добавила во мне лютой ненависти к ним.



Как добросовестный клерк, я снова уселся за стол и нахуячил вторую жалобу по факту случившегося. Принимая её у меня, милая девушка Маша Овчинникова уже смотрела на меня с нескрываемой злобой, как Ленин на буржуазию. Я то ли портил ей показатели, то ли срывал планы. Да и со стороны остальных членов комиссии ощущалась явная неприязнь: вот, мол, явился какой-то хер с бугра и – вместо того, чтобы спокойно сидеть на жопе, – вносит смуту в процесс, выискивая нарушения!



Вообще трудно сказать, сколько же всего вбросов фальшивых бюллетеней в урны произошло в тот день на нашем отдельно взятом избирательном участке. Не исключено, что с утра, пока я беззаботно щёлкал ебалом, или за время, пока доверчиво уходил в лапы к тётке из городской администрации, в урны накидали столько фальсификата, сколько не суют даже хуёв за щеку шлюхе во время групповушки. Впрочем, если что-то и могло прояснить ситуацию, так это процедура подсчёта бюллетеней. А она уже близилась. Участок в восемь вечера закрылся для голосования, и в помещении остались лишь члены комиссии, чтобы оценить результаты работы. Я облегчённо вздохнул, думая, что на этом мои траблы закончились, но ошибся: ситуация круто пошла вверх свечой, как мяч, посланный хорошим игроком, и самое изысканное блядство только начиналось...

Другие посты цикла «ВЫБОРЫ, ВЫБОРЫ… ЗАПИСКИ СОУЧАСТНИКА»:

КАК ХУЙ В РУКОМОЙНИКЕ

НОЧНАЯ СИБИРСКАЯ БОНДИАНА

БОЙ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

КУЗБАССКИЙ ВАРИАНТ

ДВА ТЯЖЁЛЫХ ВЗДОХА НА ФОНЕ ЛИТАВРОВ